– Да что же мне с ней делать? – Имоджен внезапно ощутила великую ответственность, чуть ли не благоговейный страх.

Глаза-бусинки Джека уставились на нее.

– Вы можете использовать ее наилучшим для себя способом, – сказал он.

Имоджен даже вообразить не могла, какое впечатление произведет это открытие.

– Неизвестный Ребен Зил, – проговорила она. – СМИ с ума сойдут.

– И от вас зависит, моя дорогая, правильно использовать их. – Теперь его глаза искрились. – По своему усмотрению.

– Они захотят узнать, кто изображен на картине. Все захотят. Не могу представить, чтобы Адель решила открыть правду.

– Об этом вы должны поговорить с ней. Но никому и не нужна правда. По-моему, лучше всего, вероятно, продолжать защищать тех, кто может больше всего пострадать.

Ее дед, подумала Имоджен. Знал ли он? А жена Джека? Оба они умерли, но это не означает, что теперь можно обнародовать эту историю. Это будет неуважением к их памяти.

Совершенно ошеломленная, Имоджен прикрыла ладонью рот. Картина опьяняла и заслуживала того, чтобы о ней узнал весь мир, но насколько же глубоко личной она была.

– Что же с ней делать? – произнесла Имоджен. – Не уверена, что совладаю со столь ответственной задачей. Это важно.

– Если я знаю Адель, – промолвил Джек, – она хочет, чтобы вы воспользовались полотном как инструментом. Чтобы помочь себе.

– Я не могу ее продать! – воскликнула Имоджен. – Я никогда ее не продам!

– Нет, нет, – успокоил ее Джек. – И будьте уверены, если вы захотите ее продать, я ее у вас выкуплю. И расстанусь со всеми до единой своими картинами, чтобы сохранить «Возлюбленную» в надежных руках.

Он сердито посмотрел на нее. Имоджен не усомнилась, что именно так он и поступит.

– Она в надежных руках, – заверила она Джека. – Могу вам это пообещать.

– Хорошо, – сказал он. – И я доверяю суждению Адели. В этом ей не было равных.

Внезапно он отвернулся. У Имоджен сжалось сердце от жалости к Джеку. Она чувствовала, как сильно он страдает, его терзания, всю жизнь не имевшие выхода. Девушка не знала, как поступить: утешить или оставить хозяина в покое. Ей захотелось обнять его, но они только что познакомились. Имоджен прочистила горло, и не успела она заговорить, как Джек повернулся к ней.

– Пообедайте со мной, – пригласил он. – Готовить будет Петра. Мы поедим здесь. Я хочу насладиться картиной в последний раз.

Он развернулся и вышел из столовой. Имоджен осталась одна. Наступила глубокая тишина. В комнате было холодно, и Имоджен поежилась.

«Возлюбленная». Женщина, которую кто-то любит.

Она подумала об истории Адели и Джека и об их тайне. Глядя на картину, она понимала, как много эта история значила для Адели. А тот, благодаря кому она была так изображена, должен был питать к ней глубокую и долгую страсть. Ту страсть, какой большинство людей не испытывают и за всю жизнь. Ту страсть, в которой черпают вдохновение литература, музыка, поэзия – искусство. Зил запечатлел ее на холсте с обескураживающей точностью. Имоджен подумала о реакции, которую вызовет картина, если когда-нибудь явится миру. И почувствовала себя польщенной желанием бабушки передать картину ей. Она, Имоджен, сделает все, чтобы это полотно получило заслуженные признание и славу, каким бы образом это ни произошло.

Уходя из столовой, Имоджен еще раз посмотрела на «Возлюбленную». Что-то еще в ней показалось Имоджен знакомым. Помимо того, что это ее бабушка. Не столько черты лица, сколько чувства, которые пробуждала в Имоджен картина. Она полностью сопереживала женщине, изображенной на полотне, но не понимала почему.

А потом вдруг все стало ясно. Она видела это выражение в своих глазах. В зеркале. После близости с Дэнни.

За ленчем Джек приободрился, как будто стряпня Петры укрепила его и придала сил. Девушка принесла огромное белое блюдо, заполненное пучками проростков спаржи, перевязанных вместе с ломтиками сырокопченой грудинки, кростини с куриной печенкой, а также сандвичами с начинкой из инжира, фенхеля и салями.

– Не знаю, что буду делать, когда Петра уедет, – сказал Джек, обращаясь к Имоджен. – Она изучает искусство, и в ее распоряжении очень милая комната в обмен на готовку для меня. Но этим летом она заканчивает учиться.

– В колледже найдется множество таких же девушек, как я. Я повешу объявление, – сказала Петра. – И оставлю свои рецепты.

– Они будут не такими, как ты, – настаивал Джек.

– Вы влюбитесь в следующую точно так же, как влюбились в меня через две минуты после ухода Абигайль.

Петра явно знала истинную цену Джеку, но, очевидно, он ей очень нравился.

В качестве основного блюда она подала свиную грудинку с фенхелем, свиная шкурка хрустела, мясо таяло во рту. Пока они ели, Имоджен рассказывала Джеку о своих планах стать консультантом. Он предложил много интересных идей, и Имоджен поняла, насколько он был полезен Адели, когда та начинала. Он щедро делился своими знаниями, не многие на это способны.

– Так чем займется Адель?

– Полностью на покой она не уйдет. Я знаю, что не уйдет. Бабушка всегда будет рядом, если понадобится ее совет. Она слишком любит свою профессию. Да и вообще, на что она станет тратить время, если совсем отойдет от дел?

Имоджен была уверена, что это правда.

Она взглянула на Джека, который смотрел в пространство, неожиданно притихший. Осознав, что за ним наблюдают, он резко повернул голову к Имоджен.

– Знаете, я ее обожал. Она заслуживала гораздо лучшего человека, чем я. Я никогда, никогда не сделал бы ее счастливой. Я слишком поверхностный и тщеславный.

– Не печальтесь, – сказала Имоджен. – Дедушка сделал ее счастливой. Очень счастливой.

Мгновение ей казалось, что она слишком резко ответила этому старому человеку. Его слова, казалось, обожгли ее.

– По-другому, – мягко добавила она. – Уверена, что для нее вы были особенным.

Имоджен не одобряла их поступок, но понимала: страсти не прикажешь. Она сама очень хорошо это знала.

Закончили они сгроппино: каждый получил по бокалу лимонного сорбе с просекко, и после этого Джек очень быстро ослабел. Уснул прямо за столом, голова его стала клониться на грудь.

– Это нормально, – сказала Петра. – Через минуту он встанет и пойдет в постель. – Она забрала у него бокал и мягко потрясла за плечо. – Джек, по-моему, Имоджен собирается уходить.

Он проснулся и поднял на нее взгляд.

– Если вы когда-нибудь полюбите, – сказал он, и глаза его стали яркими, – если вы когда-нибудь полюбите по-настоящему, не уходите. Все, что угодно, только не уходите.

Он встал и вышел из комнаты, не оборачиваясь. Петра принялась убирать со стола.

– Он делается таким, когда устает, – сказала она, сострадательно улыбнувшись. – Позднее он снова приободрится.

Сначала Имоджен не ответила. Слова Джека пронзили ее в самое сердце. Внезапно все обрело смысл и встало на свои места.

– Я должна идти, – только и проговорила она, беря сумочку. – Спасибо за прекрасный ленч.

Она только надеялась, что еще не слишком поздно.

Из окна гостиной Джек смотрел на Имоджен, пока она шла по бульвару к «Чиприани». Он почувствовал в ней внутреннюю силу, равно как и ранимость, и это перенесло его в прошлое. Это было больше пятидесяти лет назад, но осознание того, что он потерял свою истинную любовь, поразило его так же, как в то утро в «Чиприани», когда он проснулся и увидел, что Адель ушла.

Он получил самый жестокий урок за всю свою жизнь. Больше романов у него не было. Моллой оставался верен Розамунде, зная, что как бы старательно он ни искал любовь, он не заполнит пустоту, оставшуюся после потери Адели. И постепенно ему стало достаточно Розамунды, и он научился ценить то, что действительно было важно в жизни: например, их чудесных дочерей, роскошный дом и друзей. Джек стал счастливее, когда избавился от добровольного напряжения, связанного с достижением бессмысленных побед. Пришлось одержать много значившую для него победу, чтобы понять, какая все это тщета.